Я покивал, соглашаясь с начальником уезда. Посмотрел на сцену, посчитал людей, сопоставляя с количеством артистов. Вроде, все здесь. И это вся труппа?

— Слушай, а почему в этом театре людей так мало? — поинтересовался я. — А где у них костюмеры, реквизиторы?

— Ты еще скажи — гримеры и парикмахеры, — усмехнулся исправник. — Да у них даже прислуги нет. Актеры лошадьми правят, сами декорации устанавливают. На все руки мастера.

— Вот те на, — удивился я. — Получается, актрисы сами себе грим накладывают, платья подбирают?

— Ага, — кивнул исправник. — Сам удивился, когда они сюда в первый раз явились. И не только платья подбирают, так сами их и шьют.

— Они здесь не впервые?

— Так почитай, года четыре сюда ездят. Дорога натоптана, а договоренность о постановке в Дворянском собрании у них еще с Сомовым покойным была. Он же со мной согласовывал, а мне что, жалко, что ли? В Череповце у них даже свой агент есть. Иначе, как бы они так быстро билеты распределили? Забавно, но они только Островского ставят.

Наверное, потому что действующих лиц немного, да и действие можно сократить. Попробуй-ка, урежь Шекспира в два раза, что из этого выйдет? Опять-таки, чтобы Шекспира играть, требуется большой состав.

Абрютин, между тем, продолжал:

— «Таланты и поклонники» как-то были, а в прошлом году… Забыл, как называется, но там героиня в реке утопилась. Вроде, «Гроза»? Еще одна пьеса шла, там богатая барыня свою воспитанницу замуж за пьяницу отдала, так та тоже про пруд вспоминала.

И что же это у нас? Сплошные водоемы. И в Череповце реалист пугал свою Дульсинею утоплением.

— Определенно, не жалел господин Островский своих героинь, — заметил я. — Утопилась, застрелили.

— Было бы так в жизни — все девки бы вместо замужества утопились, — хмыкнул Абрютин. Потом спросил: — Так что, господин следователь, руководите.

Кокетничает Василий Яковлевич. Понятно, что руководит исправник, а следователь, он так, на подхвате. Сделаю вид, что шутку понял.

— Так ты уже сам распорядился, — кивнул я. — Убитую в покойницкую, убийцу под арест — но бережно, актеров под наблюдение. А я бы сейчас со старшим труппы поговорил. Импресарио или кто там у них? Антрепренер? Он тоже играет?

— Старшим у них Тенин, что Кнурова играет. Он, вроде бы, числится импресарио, — сообщил Абрютин. Посмотрев на меня, с беспокойством в голосе спросил: — Но, может, тебе лучше завтра все сделать? Умоешься, отдохнешь, переоденешься. Посмотрелся бы в зеркало.

А чего мне переодеваться? Я опустил глаза вниз и мысленно выругался. Елки-моталки! Трандец моему форменному сюртуку, новым штанам и некогда белоснежной рубашке. Вон, даже на ленточке святого Владимира кровь. Как это я так умудрился? И не заметил… Старею.

Пожалуй, импресарио-то переживет, а у меня вопросов останется меньше.

Но начальник уезда был непреклонен.

— Иван, как друга тебя прошу — побереги себя. Ты уже и так, весь зеленый. Тебе бы сейчас рюмочку драбалызгнуть, на крайний случай — стаканчик чая. Завтра допросишь всех, кто тебе нужен. Никто никуда не денется. Там более — чувствую, что здесь пахнет самым обычным разгильдяйством и головотяпством. Давай-ка лучше я тебя домой провожу. Прислуга у тебя на месте?

Я только пожал плечами. Нюшка могла и домой уйти, а могла и сидеть, меня дожидаться.

— Ерунда, самовар мы и сами поставим, — бодро махнул рукой Василий Яковлевич. — Закуска-то какая-нибудь найдется?

— Закуска? В каком смысле? — не понял я.

— Так я уже распорядился, чтобы нам с тобой бутылочку разыскали. Нервы пойдем лечить. А лекарство лучше всего вместе с огурчиком употреблять.Это тебе Михаил Терентьевич подтвердит.

Федышинский — это авторитет. Если он так сказал, то нет оснований не верить. А вещдок пусть пока у Ухтомского побудет.

По дороге домой занялся самобичеванием. Сколько ляпов я понаделал! Не только не вытащил пулю, но даже и не пытался ее искать. Где она засела? А ведь следовало извлечь стреляную пулю, провести баллистическую экспертизу, установив, что Мария Эккерт-Свистунова была убита именно из револьвера «Смит-Вессон», принадлежавшего ее импресарио. Но, с другой стороны, как хорошо, что я этого не сделал. По законам детективного жанра, оказалось бы, что актриса убита не из этого револьвера, а из другого. Допустим, из нагана или из браунинга. Их еще нет? Вполне возможно, но это неважно. Или вдруг выяснится, что это был не револьвер исполнителя роли Кнурова (склероз, забыл фамилию актера), а чей-то другой.

Нет уж, пусть все так и будет. И мне меньше мороки, и читателям легче.

Глава пятнадцатая

Бродячие артисты

Василий Яковлевич, как всегда, оказался прав. Выспавшись, почувствовал себя гораздо лучше. Голова свежая, даже пытается что-то соображать. Мы вчера с Абрютиным даже бутылку не смогли «усидеть». Я-то ладно, но и мой друг исправник заявил, что он тоже больше не хочет, а лучше отправится домой, к супруге, а «остатчик» нехай у меня стоит, хлеба не просит. Авось не успеет выдохнуться. Дескать — у тебя же выпить никогда нет, будет, в случае чего, как найденное.

Нюшка сказала, что мундир она еще ночью отстирала — надо было сразу, пока кровь не въелась, сохнет, а вот с рубашкой придется проститься. И орденская лента восстановлению не подлежит. Но лента есть запасная, даже и целый орден имеется, а вот рубашку жалко. Новенькая, специально надел, чтобы с будущей тещей в театр сходить. С такой работой одежды не напасешься. И прислуга у меня молодец. А ведь стирка — не ее обязанность. Хотел похвалить девчонку, но передумал, потому что окромя прочего, пришлось еще надиктовывать заключительную главу про деревянного человечка. А так не хотелось!

Позавтракав, отправился в полицейский участок, где и решил проводить допросы. Тут и полицейские сидят, есть кого в гостиницу «Москва» отправить, да и главный подозреваемый тоже здесь. Заняв кабинет милейшего Антона Евлампиевича, приступил к работе.

Дело об убийстве я открыл на основании рапорта частного пристава 1 участка коллежского секретаря Ухтомского. И обвиняемым выступал господин Василевский, двадцати семи лет. Его я пока допрашивать не стал, пусть пока посидит, тем более, что городовые сообщили, что задержанный всю ночь рыдал, мешая спать дежурному.

Первым, кого ко мне пригласили (или доставили, не суть и важно) был импресарио, он же исполнитель одной из главных ролей господин Арбенин, который по паспорту значился дворянином Чижаковым Степаном Леонидовичем, пятидесяти восьми лет, отставным чиновником в градусе коллежского асессора.

Поначалу, я задавал вопросы без записи. Во-первых, мне просто было интересно — а как же в это время существуют странствующие или, если называть вещи своими именами, то бродячие театры? Всегда считал, что для России это не слишком-то характерно. Цирки — еще куда ни шло, но театр? Допустим, скоморохи когда-то бродили, кукольные театры и сейчас странствуют. Но чтобы труппа, да еще с серьезным репертуаром? У нас же почти в каждом губернском городе свой театр имеется. А во-вторых, одно из первых правил проведения следствия — установить контакт со своим подследственным. А в-третьих, господин импресарио, как никто другой, поможет мне оценить обстановку внутри странствующего театра. Понимаю, что убийство, скорее всего произошло по чистой случайности, но мне-то нужно рассмотреть все версии. И оценить — а не имелось ли у членов труппы мотива для убийства госпожи Эккерт?

Что поделать, работа у меня такая.

В одной из серий моего любимого «Убийства в Мидсомери» инспектор Барноби расследует смерть на сцене — исполнитель роли Сальери в одноименном спектакле, должный покончить с собой, и на самом деле с собой покончил, полоснув бритвой по горлу. Выяснилось, что защитную пленку с лезвия сняли нарочно. В фильме все смотрится классно, но сомневаюсь, что кто-то бы в реальности, полоснул себе по горлу — почувствовал бы, при первом соприкосновении, что что-то не так. Но вот в случайность — актер хотел имитировать смерть, но что-то пошло не так, поверю.